«Кадиллак», взвизгнув тормозами, направился в Козуэй, игнорируя автоинспекцию, следившую за скоростью автотранспорта. А сразу за поворотом к Стар-Айленд он остановился как вкопанный, несмотря на отчаянные сигналы машин, ехавших позади него.

Можно было безошибочно угадать четкий серый след парохода, уходящего в Гавенмент-Кат и дальше в открытое море. Яхта «Марч хэер» уже отплыла. Ее нельзя было догнать на машине. До нее нельзя было доплыть. Ее можно было перехватить на катере, но и тогда не было бы возможности попасть на борт. А на борту, без сомнения, были Патриция Хольм и Питер Квентин. Он не мог их видеть, зато видел Карину Лейс. Она стояла, прислонившись к перилам, рядом с Рэндолфом Марчем, глядела на транспорт, бегущий по дамбе, и смеялась.

Глава 6

Как Хоппи Униатц предавался умственным изысканиям, а Галлиполис раздобыл необычное средство передвижения

То, что мы при отсутствии лучшего выражения приблизительно назовем «мыслительными процессами» Хоппи Униатца, не отягощалось, к счастью, телеологическими осложнениями, например, каким бы то ни было беспокойством о последствиях. Его ум, если правомерно в данном случае употребить это слово, был похож на улицу с односторонним движением, по которой с безжалостным грохотом холодной черной массой катились редкие идеи в направлении, которое нельзя было изменить. Как только какая-либо идея попадала в струю этой катящейся черной массы, она там застревала навсегда, как муха в капле клея, случайно попавшая на ленту конвейра на заводе Форда.

Саймон Темплер иногда, как это было в данном случае, слишком поздно вспомнил, что лента в голове мистера Униатца двигалась с иной скоростью, чем у других, так что вполне можно было считать, что она вообще не двигается. Однако думать так означало бы серьезно недооценивать мистера Униатца. Создателю, сотворившему его череп так, чтобы прежде всего он мог выдерживать удары дубинок и пивных бутылок, не хватило места для серого вещества, но тем не менее для такой субстанции было найдено небольшое пространство, в котором посеянная мысль могла прижиться и разрастись в причудливые формы сталагмит. Единственной сложностью в данном случае было то, что брошенное в субстанцию семя было обречено на забвение к тому времени, когда наступало цветение.

Так оказалось и на этот раз. Для Хоппи Униатца первоначальный сценарий был настолько незыблем, что он просто не поверил бы, что Святой хоть на йоту отступил от него.

У Хоппи были трудности только с отсутствием транспорта. Он понимал, что Святому не понравится, если он оставит его без машины, поэтому прошел мимо «кадиллака» и выбрал ярко-красный «линкольн», стоявший чуть дальше. Ключа в машине не было, но эта проблема решалась элементарно. Когда мотор включился, его лицо засияло, как у младенца. С видом невинной добродетели он покатил в «линкольне», оставляя за собой облака пыли, подобно Парсифалю [14]  в поисках чаши Грааля.

Он не сомневался в том, что сможет отыскать дорогу на барку. Для человека, которому приходилось доставлять грузовики с пивом и другим подобного рода ценным грузом по проселочным дорогам к хорошо замаскированным пристаням, это была относительно несложная задача. Он безошибочно свернул на 63-ю улицу, далее на юг по Пайнтри-Драйв, а затем по Дейд-бульвару к Винишиан-Козуэй. И прежде чем он достиг Тамайами-Трейл, у него созрела другая мысль, которая согревала его, пока он ехал: эта поездка не должна рассматриваться как удовлетворение своих эгоистических амбиций. В тот вечер, Хоппи припомнил, он выработал собственную теорию, которую Святой за недостатком времени не мог оценить. И вот теперь, когда Святой занят своей рыжеволосой курицей, он, Униатц, приступил к реализации этой теории...

Ночью шоссе выглядело иначе, чем днем. Хоппи сделал два неправильных поворота и потерял пятнадцать минут в поисках песчаного берега, прежде чем отыскал место, где Саймон оставлял свою машину в тот вечер. Когда он достиг открытой площадки, окаймленной деревьями, он все еще не был уверен, что движется в правильном направлении. Он полагался на свой инстинкт: усиливающаяся жажда гнала его вперед, как верблюда в пустыне, которого инстинкт безошибочно ведет к оазису. Но даже его навыки лоцмана не помогли ему обойти стороной лужи грязи, и его брюки в широкую полоску оказались изрядно вымазанными. Наконец он увидел темный силуэт барки на фоне неба.

Когда Хоппи всем своим весом обрушился на сходни, узкая полоска света упала на палубу и в дверях показался Галлиполис. Его фонарик ослепил Хоппи и погас.

– Вот это да! – воскликнул Галлиполис. – Какая неожиданность. Что тебя сюда привело?

– Меня зовут Униатц. – Хоппи вошел внутрь, и его обдало теплом, царившим в освещаемом керосиновой лампой баре. – Я пришел снова попробовать вашей флоридской водички. Уж больно хороша.

Галлиполис остановился в конце стойки и, подозрительно уставившись на мистера Униатца, усмехнулся:

– А в чем дело? все забегаловки в городе закрыты, что ли?

– Там только время терять, – с чувством объяснил мистер Униатц. – Там никакой настоящей выпивки, одни только девки... А у вас здесь все особенное.

– О!

Галлиполис достал бутылку, стакан и придвинул к Хоппи. Хоппи словно не заметил стакана и взялся за бутылку. Отхлебнул большой глоток, и, к радости Хоппи, волшебный нектар возродил его атрофированное обоняние и приятным теплом согрел все его нутро. Хоппи был счастлив. Он чувствовал себя так, словно ангелы подняли его высоко в небо и вдохнули в него свежие силы. Вчерашние впечатления не обманули его. Он воздал должное напитку.

Грек с ужасом наблюдал за Хоппи.

– Эй, парень, – сказал он, – если бы я не видел, как ты поддавал здесь вчера, и если бы не твои россказни о том, что ты сюда приволокся, чтобы еще поддать, я бы решил, что все это просто «утка».

То ли Хоппи ничего не понял, то ли не хотел обращать на это внимания, но он никак не отреагировал на неискренность Галлиполиса. Он махнул бутылкой в сторону пустой комнаты, тяжело дыша, – напиток проникал во все поры его организма.

– Что-то здесь сегодня тихо, а? – заметил он с дружеским участием.

– После вашего с шерифом визита я не велел ребятам приходить сюда некоторое время. – Грек был настороже. – А что сейчас делает Святой?

– Ушел с девахой. Я собирался скоро вернуться домой, но он отпустил меня.

Мистер Униатц опять взял бутылку и провел еще один эксперимент. Все правильно. Никакой ошибки. Напиток что надо! Наконец-то после многих лет бесплодных поисков мистер Униатц понял, что нашел то, что было способно разогреть и насытить его огрубевшее нутро. Это было настоящее питье.

Он опустил бутылку только потому, что, не будучи полной, когда ее подали ему, теперь она абсолютно опустела, и, благоговея, выдохнул значительное количество воздуха, насыщенного соответствующими парами. Похожим на шпатель пальцем он указал на бутылку, как если бы она была священной реликвией.

– Это целое состояние, – сообщил он Галлиполису шепотом, от которого барку затрясло так, как будто по ней пронесся племенной бык.

– Если это так, – ответил грек, – то мне хотелось бы знать, в каком смысле.

– В том смысле, что она ничего не стоит, – сказал Хоппи испепеляющим тоном.

– Что значит – ничего не стоит?

– А то, что она берется из источника.

Галлиполис закрыл один глаз, а вторым с любопытством посмотрел на Хоппи.

– Интересно, кто из нас сейчас шутит? – сказал он. – Этот напиток поступает с винокуренного завода, понял? Раньше это был легкий заработок, а теперь вот летают тут на самолетах и ведут наблюдения с неба.

– А где же этот завод? – вопрошал вызывающе Хоппи. – У меня полно подручных, которые хорошо заплатили бы за такую выпивку.

Грек достал еще одну бутылку. В его улыбчивом взгляде чувствовалась настороженность.

– Скажи, приятель, – сказал он, – что в действительности кроется за интересом Святого к торговле?